Выходные во Владивостоке

Первую рюмку во Владивостоке следует выпить прямо в аэропорту, пока ждешь такси. Для этого надо перебежать парковку к стекляшке под кодовым названием «Кафе» и ласково попросить у на вид неприступной языкастой буфетчицы вполне заслуженную почти девятичасовым перелетом награду. Местная водка называется «Русский лед» и стоит везде одинаково — по рублю за грамм.

Аэропорт во Владике маленький, не шибко продвинутый, похожий на одесский или абаканский, такие есть практически во всех городах России — независимо от размеров и численности населения. Проходя через него, сразу понимаешь, куда попал: не то чтобы в задницу (где она у нашей бескрайней родины?), но уж точно не в сердце, а куда-то в селезенку — на периферию. На задворки империи.

Между тем это не совсем так (сказать «совсем не так» тоже язык не поворачивается). Это понимаешь уже в такси за долгие 43 километра, отделяющие аэропорт от города. Прежде всего — правый руль. Все машины здесь — только такие, и это сразу вызывает смутное ощущение: какая ж это провинция, когда это чистая заграница. Потом изобилие азиатских лиц и пиратская портовая атмосфера это ощущение только усилят. Даже странно, что здесь принимают рубли и говорят на одном с тобой языке.

В реальности никакая Владик, конечно, не заграница. Но и не совсем дом родной. Мне он кажется островом, причем плавучим, оторвавшимся от материка и свободно дрейфующим в океане. У островов свои законы; они сами решают, где им ставить руль и вообще как жить. Покачивать уже начало.

Вторую рюмку надо выпить, сидя у окна в баре «Уютная каюта» на четвертом этаже гостиницы «Владивосток». В моем случае у этой рюмки есть предыстория.

Впервые я попал во Владивосток в 2006 году, на кинофестиваль «Меридианы Тихого», который проводится здесь ежегодно с 2003-го. В киномире у этого фестиваля репутация однозначная: если зовут, надо ехать, там хорошо. Фестиваль, которым верховодит красивая семейная пара — Наталья Шахназарова и Александр Долуда, и впрямь буквально лучился благожелательностью и радушием. Там куролесила заводная жена губернатора Дарькина Лариса Белоброва, актриса здешнего театра. Там посверкивал хитрым глазом Рок Бриннер, местный завсегдатай и достопримечательность, похожий скорее на сына лейтенанта Шмидта, чем на сына голливудской звезды. Меж тем, оказалось, он действительно сын Юла Бриннера, лысого ковбоя из «Великолепной семерки», который родился здесь в семье крупных промышленников, отцов-основателей города. Теперь Рок, успевший среди прочего побывать тур-менеджером группы The Band и (при росте в районе метра семидесяти) телохранителем Мохаммеда Али, с удовольствием пожинал плоды фамильной славы. Там же я познакомился с Иваном Дыховичным, чьей памяти и посвящу эту рюмку: Ваня был щедрый во всех отношениях человек.

Еще на фестивале я пел в корейском караоке, танцевал с внучкой Чаплина и играл в футбол против губернатора, короче, было так славно, что, планируя нынешнюю поездку, я попросился в ту же гостиницу, на тот же этаж. Знаю, знаю, что к былым возлюбленным не возвращаются, но к своей жизни это мудрое правило применяют только ханжи и перестраховщики.

И вот я сижу в любимом баре, смотрю на Амурский залив и спрашиваю барменшу Ларису, не работала ли она здесь четыре года назад. Конечно, не работала, ей всего-то... а кажется, мы давно знакомы. Из бара открывается фантастический вид, как будто это не четвертый этаж, а сороковой: мощное спокойствие воды; горы островов разных оттенков серого (каждая миля меняет цвет, а на сколько тут миль видно, бог знает); небо, в котором все это отражалось бы, не будь оно таким высоким и безразличным. Сидишь за стеклом, но чувствуешь ветер.

Наверное, это и есть самое главное в этом городе — его воздух. Так не скажешь про все города на свете (например, для Москвы или Нью-Йорка важнее ритм), но здесь воздух решает все. Конечно, этот воздух напитан океанской водой. Естественно, в нем очень сильны портовые запахи. И он покоряет своей безразмерностью, дыханием чего-то большего, чем можно вообразить, не говоря уж — окинуть взглядом. Но есть в нем что-то еще, от чего воротит мозги, срывает крышу, пускает в свободный полет. Ощущение какой-то такой свободы, которая дана только островам. Это — во вторую очередь. И в первую очередь — женщины.

Город совсем молодой (военному посту, здесь установленному, в этому году 150, а самому Владивостоку — 130), и люди в нем совсем молодые. И когда идешь по улице, кажется, что все эти люди — девушки. Кроме девушек здесь, кажется, вообще никого и нет. Все они исключительно длинноноги и почти все зовутся Ларисами. Они открыты и добродушны, как почти всюду за пределами МКАД, но, кажется, более улыбчивы, чем везде. За свою недолгую историю Владивосток успел побывать и перекрестком, перегонным пунктом, где на открытом ветру скрещивались пути искателей приключений, беженцев, а затем и ссыльных, и колбой, заткнутой герметичной пробкой, поскольку в течение полувека был закрытым военным объектом. Оба эти обстоятельства — сначала смешение кровей, а затем, после достижения идеальной формулы, бдительное сохранение ее чистоты — в совокупности и способствовали неотразимости местных девушек. Сказать, что они играют важную роль в воздухе города, значит, не сказать ничего. Этот воздух, настигая тебя везде, даже за стеклом бара на четвертом этаже, внушает нескромные мысли и лишает бдительности. И конечно, главное: зовет выпить. В нем просто нельзя не выпивать. Пьется в нем хорошо и легко, свободно, правильно как-то. Поэтому задержусь-ка я здесь еще на одну.

На Спортивной стоит побывать, чтобы понять: Китай не просто близко. Он уже здесь. Спортивная — главная барахолка города. Продавцов здесь больше, чем покупателей. Покупатели в основном русские; продавцы все — китайцы. Кого и чем может привлечь их товар, вывезенный, похоже, не из другого пространства, а из другого времени — не из Китая, а из 1980-х,— непонятно. Гораздо привлекательнее перемежающие развалы китайские палатки-ресторанчики. Все они называются уменьшительно-ласкательными русскими именами: «Аня», «Женя», «Лиля» (есть и «У Томары»). И это не подхалимство перед титульной нацией — хозяев в их новой владивостокской жизни действительно так зовут.

В «Насте и Валере» китаянка Настя наливает мне в пластмассовый стаканчик китайскую. Водка сладкая, противная, ароматизированная, причем явно чем-то неорганическим, но под жареный рис на пластмассовом блюдце, в оранжевом пластмассовом декоре палатки, в компании Насти, усердно делающей вид, что понимает по-русски, и ее верного Валеры, вяло приглядывающего за женой из угла, — и эта гадость кажется волшебством, ничем не заслуженным.

В сети написано, что рынок на Спортивной закрыт. С ним действительно боролись власти города, но могу засвидетельствовать: победила жизнь. Я вообще заметил: все, что можно найти про Владивосток в интернете, — неправда. Барахолка — не единственный пример. Потом я понял, что в этой лжи есть своя глубокая истина: в этом городе нет абсолютно ничего виртуального — он стопроцентно, тотально реален. И как таковой опровергает любое виртуальное знание.

Впрочем, скоро рынку на Спортивной, боюсь, все же придется заплатить за свою барахольность. Над городом нависли шесть букв, как приказ к принудительному благоустройству. Саммит. Встреча глав Тихоокеанского региона, которая пройдет здесь в 2012 году, для Владивостока то же, что для Сочи — Олимпиада: вызов с Олимпа. Строятся мосты, расширяются дороги. Все уже немного дрожит от радостного предвкушения. Я же думаю: не приколотили бы мосты остров к материку. Что тогда станет с воздухом?

Похмелье должно было наступить. И оно наступило. «Водка — это трудная вода» (И. Лагутенко). Недаром местный парень сказал. Бороться с похмельем ни в коем случае не надо — нигде, а уж тем более во Владивостоке. Качка города вступает в противоход с твоей собственной, и наступает то, ради чего похмелье и было создано, — просветление.

Мой рецепт для похмелья во Владивостоке предельно прост. И, не скрою, практически безупречен. После стопки на четвертом этаже выходишь на набережную. Она простирается вдоль Амурского залива примерно на километр и является излюбленным променадом местного населения. Хороша она в любую погоду; дурная для похмелья даже лучше. Доходишь до Рыбного рынка (где почему-то есть только мороженая рыба) и заказываешь — внимание, тут нельзя ошибиться — 0,5 светлого и 300 грамм медведки.

Во Владике вообще ешь обратно пропорционально выпитому — не хочется как-то, не нужно это. Похмелье тем более не взывает к плотской еде — слишком много духовной пищи приходится переваривать. Но медведка...

Медведка — это такая большая креветка, что уже почти тянет на рака. Она покрыта твердым «раковым» панцирем и имеет такой же восхитительный вареный цвет. К тому же она мохната. Мясо медведки похоже на раковые шейки, только его много, впиваешься, как в бифштекс. Самое же вкусное в медведке то, что ее больше нигде нет. В интернете сказано, что ее и тут больше нет, поскольку вылов запрещен. Но здесь она есть.

И тут-то, под синим полиэтиленовым тентом за длинным деревянным столом, с медведкой из магазинного пластикового пакета вместо тарелки — тут оно и приходит, просветление. Приходит бесповоротно, как разрядка, как выдох, убеждая, что вот ради таких минут, может, и стоит жить. Да что там жить — пить всю эту проклятую водку.

Не считая Москвы, я всю жизнь прожил на Атлантическом океане, и как волею судьбы атлантиста евразийская мощь Тихого меня, разумеется, равнодушным не оставляет. Атлантический — он такой обжитой, домашний. Окультуренный, сдавшийся цивилизации. Свой. Тихий — совсем не то. Этот — раскосый и бородатый, как кочевник. Дикий. В нем дышат почва и судьба. В нем понятие почвы совершенно естественно применимо к воде.

Мы сидим на Шаморе, популярном в народе пляже в 20 километрах от города, и смотрим уже не на Амурский, а на Уссурийский залив. То есть мы еще ближе к открытым просторам. То, что это не собственно Тихий, а Японское море, и даже не море, а залив Петра Великого, — ровным счетом ничего не значит. Мы смотрим на океан. Ему, естественно, по фигу, смотрят на него или нет. Вокруг носятся голодные тихоокеанские чайки, похожие (не в пример самодовольным атлантическим) на японские самолеты-камикадзе. Ну и все это вкупе с узбекским лагманом взывает, конечно, к тосту.

Когда я жил в Новом Орлеане, приятель отвез меня однажды в бар, затерянный в заболоченных джунглях Луизианы. Возле полуразвалившейся хибары к плакучей иве была прибита грубо намалеванная краской дощечка: «End of the World». Это и правда был конец света — дальше не было никакой жизни. Дальше не было ничего.

Владивосток — не самая крайняя точка России. Но все равно — для меня, по крайней мере — это край света, ничем не хуже какой-нибудь Патагонии или Кейптауна. Края — особые места. Им присуще ни с чем не сравнимое обаяние; это обаяние отчаяния — того, что испытываешь только лицом к лицу с бездной. Но бездна не так страшна, когда она всегда рядом. И отчаяние это не мрачное, не безысходное, а скорее возбуждающее. Оно вызвано ощущением конца, но конца бесконечного, никогда не кончающегося. Это не когда «все пропало», а когда «все кончено» — тут-то и можно начинать жить... Ну и пить, конечно, хочется в таких местах особенно. Пить весело, безоглядно, много, пить, прощаясь и каждый раз начиная заново.

На самолет я, естественно, опоздал. Это еще одна особенность Владивостока: из него никогда не знаешь — уедешь ли.

Январь: -11°С.
Апрель: +8°С.
Июль: +22°С.
Октябрь: +13°С.
Лучшее время — теплая и солнечная дальневосточная осень (сентябрь-октябрь).

Рейсы во Владивосток из европейской части России летают только из Москвы и Петербурга.
Время в пути — 8 ч 30 мин.

К грядущему саммиту организации Азиатско-Тихоокеанского экономического сотрудничества во Владивостоке строятся несколько новых отелей (в том числе класса люкс), но пока выбор надежных гостиниц невелик.

Семеновская 29, (4232) 40 22 33
www.hotelhyundai.ru
евростандарт
Лучший (и самый дорогой) отель города с оздоровительным центром и двумя ресторанами — европейским «Пасифик» и корейским «Хэкымганг».

Светланская 10, (4232) 26 42 01

www.versailles.vl.ru
маленький отель
Чистая гостиница на главной улице города с хрустальными люстрами, хорошим рестораном и тренажерным залом.

Восьмая 35, ст. Санаторная, (4232) 38 88 88

www.vlad-inn.ru
гостиничный комплекс

Построенные канадцами домики в зеленом пригороде Владивостока. На воскресный бранч съезжается половина городских экспатов.

Владивосток — одно из лучших мест в России, чтобы попробовать несколько разновидностей восточной кухни: в городе много хороших китайских, корейских и японских ресторанов. Заодно можно на несколько месяцев вперед наесться редких для европейской России морских деликатесов.

Главные достопримечательности Владивостока — Корабельная набережная, у которой стоит Тихоокеанский флот России, мыс Эгершельд, фуникулер на Орлиную сопку и остров Русский, на который сейчас строится новый подвесной мост.